Отдых на Бермудах - Страница 24

Кривая улыбка застыла на его губах, но любопытство в глазах сменилось удивлением, когда его взгляд упал ей на грудь, а затем на живот. Он выпрямился на диване, приоткрыл рот. Затем закрыл. Потом снова открыл.

– Ты… Ты ждешь ребенка? Ты не выглядишь беременной.

Она ожидала очевидного следующего вопроса, но он просто продолжал смотреть на ее живот.

– Ну, я только на двенадцатой неделе, так что еще не очень видно. – Она сложила руки на своем слегка округлившемся животике.

Куп поднял голову и посмотрел на нее. Элла ожидала, что он будет удивлен, даже шокирован, когда проведет параллель; она уже морально готовилась к его раздражению и гневу. Вот к чему она не была готова, так это к абсолютному ужасу, который сменил его непринужденную сексуальную улыбку.

– Скажи, что это не то, что я думаю?

Пульс болезненно забился на шее, и Элла сложила руки на животе – инстинктивное желание защитить своего ребенка. Она не могла говорить, поэтому лишь кивнула.

Куп вскочил с дивана, как марионетка, которую грубо вытащили на сцену. Грязное ругательство эхом отозвалось в крошечной комнате.

– Ты, наверное, шутишь? Он не может быть от меня – ты сказала, что принимаешь противозачаточное.

Элла ждала такого обвинения – она так часто проигрывала в голове различные варианты этого разговора. Но все осторожные объяснения, мотивированные аргументы, снимающие с нее ответственность, оправдания потерялись перед лицом его искреннего возмущения. И все, что она смогла пролепетать, было:

– Я знаю, я лишь потом поняла, что ты мог так подумать, но я…

– Ты солгала мне? – Он сделал шаг вперед, словно угрожая ей.

Элла почему-то была уверена, что он не причинит ей боль, – во всяком случае физическую, – но она снова испытывала чувство вины, от которого отчаянно пыталась избавиться с тех пор, как вернулась в Лондон.

– Почему, черт возьми, ты солгала? – Он схватился обеими руками за голову. – Если только… Черт… Ты хотела забеременеть? Все это подстроено? Ты думала, что я откуплюсь от тебя?

Это обвинение обрушилось на нее настолько неожиданно, что Элла растерялась:

– Что? Нет, я никогда… – Но ее возражения потонули в презрении, которое читалось в глазах Купа. – Ты ведь использовал презерватив, как я могла спланировать это?

– Да будет тебе. Ты получила то, что хотела. – Его суровый и обиженный взгляд скользнул по ее животу. – Мою булочку в своей печи.

– Нет, ты не понимаешь. Я это не планировала. Беременность… это случайность. Все получилось так быстро и… я не думала, что это так важно, принимаю я таблетки или нет.

– Ты не думала, что это важно? – Он сорвался на крик. – Ты что, спятила? Я же сказал тебе, что не хочу рисковать. Что из этого ты, черт возьми, не поняла?

– Нет, я не то имела в виду. Я не думала, что смогу… – Она запнулась, не в силах раскрыть правду о своей истории болезни, о результатах исследований, от которых сбежала на Бермуды. Элла просто не могла рассказать все это стоящему перед ней незнакомцу; это сделало бы ее слишком уязвимой, особенно сейчас, когда с трудом сдерживаемые слезы уже обжигали ей горло.

– Тебе не нужно в этом участвовать. – Она начала оправдываться. – Я решила оставить ребенка. Я хочу его. Очень. – Ее руки тряслись: дрожь поднялась вверх от пальцев ног к коленям и охватила все ее тело.

Не смей плакать.

Почему она сразу не объяснила это, прежде чем рассказывать ему о беременности? Наверное, он думал, что она охотилась за его деньгами. Если бы она смогла убедить его, что он не должен чувствовать ответственность за этого ребенка, то все было бы хорошо. Но даже когда она сказала себе это, часть ее умирала внутри от осознания того, что Купер Дилэйни ненавидит ее теперь.

– Я просто думала, что ты должен знать.

– Отлично, теперь я знаю, – прорычал он. – Спасибо. И что, черт возьми, мне сейчас делать с этой информацией? Ты объявляешь, что часть меня будет ходить по этой планете, а у меня и права голоса нет?

Она покачала головой – слезы уже высохли у нее внутри. Будь твердой. Будь сильной. Не поддавайся, только не в этот раз.

– Нет. – Она сжала губы, чтобы сдержать дрожь. – Я не буду делать аборт. И что бы ты ни сказал или ни сделал, я не пойду на это.

Куп вздрогнул:

– Кто говорит об аборте?

– Я не буду его делать. Я очень сильно хочу этого ребенка. Если ты против, ничего страшного. Тебе не нужно будет им заниматься.

– Да, конечно. – Прошагав мимо Эллы, он схватил свою сумку с пола. – Именно так. – Он перекинул кожаную лямку через плечо и открыл дверь. Дождь гневно хлестал по оконному стеклу в гостиной. Летняя гроза, которая казалась такой очищающей, такой идеальной, такой страстной всего пару часов назад, теперь превратилась в нечто серое, темное и гнетущее.

Куп бросил на Эллу последний уничтожающий взгляд через плечо – у него было такое чувство, что его предали, и это читалось в его глазах. А потом захлопнул за собой дверь.

Она опустилась на пол, медленно скользя спиной по стене, – дрожащие ноги не держали ее, – и уткнулась лбом в колени. Она слушала звук тяжелых шагов по лестнице, шагов мужчины, который уходил от нее навсегда.

Куп вылетел на улицу, его сердце так яростно билось в грудной клетке, что, казалось, могло проломить грудину. Дождь хлестал по лицу; Куп швырнул свою сумку на тротуар и в гневе ударил кулаком по кирпичной стене многоквартирного дома, где жила Элла.

Боль пронзила костяшки его пальцев, но немного притупила ужас, охвативший его после признания Эллы.

Тупица. О чем ты, черт возьми, только думал? Зачем притащился сюда? Зачем ей доверял?