– Вовсе не обязательно, что он психанет, как Рэндалл, – заметила Руби, читая ее мысли.
О да, именно это он и сделает.
– Я не хочу рисковать. – Она высвободила руки из ладоней Руби. – Почему я должна говорить ему?
– Потому что это его ребенок, и он имеет право знать, – сказала Руби спокойным поучающим тоном, которым она овладела с появлением детей. Элла всегда находила его таким милым. Но сейчас тон показался ей слишком покровительственным.
– А предположим, что он предпочел бы не знать?
– С чего ты взяла? – возмутилась Руби.
Элла открыла было рот, чтобы рассказать Руби, что он спрашивал ее, принимает ли она противозачаточные таблетки, но передумала.
– Он живет на Бермудских островах. Мне не нужна его поддержка. – Тем более что у него нет денег. – Я сама более чем платежеспособна и…
– Не в этом дело. Он – отец ребенка. Скрывая это от него, ты лишаешь их обоих шанса познакомиться, когда малыш подрастет. Подумай, как расстроился Ник, когда выяснилось, что наш отец не являлся его биологическим отцом, – сказала она, напомнив Элле о своем брате Нике, который подростком сбежал из дома, узнав правду о своем происхождении, и только недавно вернулся в жизнь Руби.
– Это совсем не то же самое, – протестовала Элла. Она вовсе не планировала всю жизнь скрывать от ребенка, кто был его отцом; она просто не понимала, почему должна рассказать все Купу прямо сейчас.
– Я знаю, но я пытаюсь сказать, что ты не можешь держать это в секрете. Это несправедливо по отношению к ним обоим.
Она хотела отрицать право отца знать о ребенке. Это был ее малыш. Ее ответственность. И она не хотела считаться с правами и реакцией Купа. Но когда она представляла себе его лицо, улыбку, его усмехающиеся глаза, понимала, что не сказать ему о ребенке будет трусостью.
Элла никогда не планировала заводить ребенка в одиночку, но именно это она и сделает – потому что судьба преподнесла ей этот невероятный подарок. И хотя очень возможно, что Куп и слышать не захочет о ребенке, она должна была, по крайней мере, дать ему возможность сказать «нет». Потому что она не могла лишить своего ребенка шанса узнать, кто его отец. Каким бы призрачным этот шанс ни был.
Руби похлопала ее по руке:
– Что, если мы обсудим это в другой день? Тебе действительно не нужно пока ничего делать.
Громкий стук заставил их обернуться, и они увидели молодых матерей с малышами после утренней прогулки, столпившихся вокруг двери, – уставших, растрепанных и отчаянно нуждающихся в легких закусках.
Элла бросилась к двери, чтобы поменять табличку на «Открыто» и пригласить их войти. Улыбающиеся молодые женщины с гордостью вкатили свои коляски в кафе. Элла вдруг тоже расцвела улыбкой, с удивлением обнаружив, что апатия, которая не покидала ее вот уже несколько дней, исчезла без следа.
– Подожди, Элла, ты уверена, что не хочешь пойти домой и отдохнуть? Я справлюсь, – предложила Руби, присоединившись к ней за прилавком.
– Нет необходимости. Я прекрасно себя чувствую.
Руби рассмеялась, ее лицо сияло от радости.
– Просто дождись завтрашнего утра, когда ты снова будешь обниматься с унитазом.
Элла провела все утро, болтая с молодыми мамочками, подавая им чай и свежеиспеченные печенья и кексы, готовя свой фирменный кофе, восхищаясь их детьми, в душе не переставая ликовать из-за такого абсолютно удивительного поворота в ее жизни.
Она поговорит с Купером в ближайшее время. Руби была права: скрывать это от него неправильно. Но пока она будет просто наслаждаться чудом, происходящим внутри нее. И полностью сосредоточится на ребенке. И если ей придется найти в себе мужество сказать его отцу об этой счастливой случайности, она это сделает.
Черт побери! – Куп отдернул руку от мотора и бросил гаечный ключ на палубу катера. Из неглубокой раны у основания большого пальца, вымазанного машинным маслом, сочилась кровь. Он слизнул ее и вместе с металлическим вкусом собственной крови ощутил во рту песок.
– Ты чего это сквернословишь? – Голова Сонни высунулась из капитанской каюты.
– Этот чертов винт отхватил кусок моей руки, – прорычал он. – Как тут не выругаться. – Он поднялся на палубу. Перевязав рану тряпкой, которой чистил приводной вал, Куп бросил на своего друга сердитый взгляд. – Эта зажимная гайка и с места не сдвинется – вероятно, потому, что ржавела последние тридцать лет. – Теперь боль стучала в руке в унисон со стуком в его голове, которая раскалывалась после последнего, явно лишнего коктейля вчера вечером в «Ромовом бегуне». Купер был явно не в настроении тратить время впустую на древний подвесной мотор Сонни.
Сонни спокойно изучал его, склонив голову набок:
– Кто-то точно встал сегодня не с той ноги.
Куп проигнорировал насмешку. Ну и что с того, что он был не в самой хорошей форме в последнее время? С тех пор как какая-то английская девушка оставила его с носом, ее возбуждающее тело и соблазнительная улыбка не выходили у него из головы и не давали покоя.
– Не пора ли тебе уже избавиться от этого корыта? – проворчал он.
Тот погладил корпус с нежностью, словно это была любимая женщина:
– У моей «Иезавель» было много замечательных лет. Нам предстоят расходы на свадьбу Джози, так что старушка еще поработает.
Куп затянул тряпку зубами, борясь с раздражением. Они оба знали, что «Иезавель» не видела ни одного хорошего года со времен президентства Билла Клинтона. И что Куп сто раз предлагал оплатить свадьбу Джози, но Сонни упорно отказывался принять деньги. Теперь же, мучаясь от похмелья и все утро пытаясь исправить невозможное, вместо того чтобы изучать планы и предложения менеджеров по новой сети магазинов в Акапулько, он уже больше не мог молчать о своих сомнениях по поводу бракосочетания Джози.